16. "Ekamidāhaṃ bhante samayaṃ yena pūraṇo kassapo tenupasaṅkamiṃ. Upasaṅkamitvā pūraṇena kassapena saddhiṃ sammodiṃ. Sammodanīyaṃ kathaṃ sārāṇīyaṃ vītisāretvā ekamantaṃ nisīdiṃ. Ekamantaṃ nisinno kho ahaṃ bhante pūraṇaṃ kassapaṃ etavocaṃ: "Yathā nu kho imāni bho kassapa puthusippāyatanāni seyyathīdaṃ hatthārohā assārohā rathikā dhanuggahā celakā calakā piṇḍadāyakā uggā rājaputtā pakkhandino mahānāgā sūrā cammayodhino dāsakaputtā āḷārikā kappakā nahāpakā sūdā mālākārā rajakā pesakārā naḷakārā kumbhakārā gaṇakā muddikā, yāni vā panaññāni'pi evaṃgatikāni puthusippāyatanāni, te diṭṭheva dhamme sandiṭṭhikaṃ sippaphalaṃ upajīvanti. Te tena attānaṃ sukhenti pīnenti. Mātāpitaro sukhenti pīnenti. Puttadāraṃ sukhenti pīnenti. Mittāmacce sukhenti pīnenti. Samaṇesu brāhmaṇesu uddhaggikaṃ dakkhiṇaṃ patiṭṭhāpenti sovaggikaṃ sukhavipākaṃ saggasaṃvattanikaṃ. Sakkā nu kho kassapa evameva diṭṭheva dhamme sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ paññāpetu?"nti.

– Как-то раз, Преподобный Учитель, я посетил Пурану Кассапу. Придя к нему, я обменялся с Пураной Кассапой вежливыми приветствиями. Обменявшись с ним вежливыми приветствиями, я сел рядом. Сев рядом, Преподобный Учитель, я так сказал Пуране Кассапе:

"Уважаемый Кассапа, есть люди различных занятий, такие, как погонщики слонов, объездчики лошадей, колесничие, лучники, знаменосцы, военачальники, снабженцы провианта, могущественные наследники престола, разведчики, отважные воины на слонах, защитники границ, слуги из рабов, повара, цирюльники, банщики, кондитеры, изготовители гирлянд, мойщики, ткачи, плетельщики корзин, гончары, счетоводы, учётчики, а также другие подобные им ремесленники. И в этой жизни они живут реальным плодом своего ремесла. Этим они приносят счастье и радость себе, приносят счастье и радость своим родителям, приносят счастье и радость своим детям и жене, приносят счастье и радость своим друзьям и товарищам. И они делают достойные подношения отшельникам и брахманам, что связывает их с небесами, приносит счастье и ведёт их на небеса. Уважаемый Кассапа, можно ли подобным образом показать реальный плод отшельничества, достигаемый в этой жизни?"

"Once, lord, I approached Purana Kassapa and, on arrival, exchanged courteous greetings with him. After an exchange of friendly greetings and courtesies, I sat to one side. As I was sitting there I asked him: 'Venerable Kassapa, there are these common craftsmen... They live off the fruits of their crafts, visible in the here and now... Is it possible, venerable sir, to point out a similar fruit of the contemplative life, visible in the here and now?'

"When this was said, Purana Kassapa said to me, 'Great king, in acting or getting others to act, in mutilating or getting others to mutilate, in torturing or getting others to torture, in inflicting sorrow or in getting others to inflict sorrow, in tormenting or getting others to torment, in intimidating or getting others to intimidate, in taking life, taking what is not given, breaking into houses, plundering wealth, committing burglary, ambushing highways, committing adultery, speaking falsehood – one does no evil. If with a razor-edged disk one were to turn all the living beings on this earth to a single heap of flesh, a single pile of flesh, there would be no evil from that cause, no coming of evil. Even if one were to go along the right bank of the Ganges, killing and getting others to kill, mutilating and getting others to mutilate, torturing and getting others to torture, there would be no evil from that cause, no coming of evil. Even if one were to go along the left bank of the Ganges, giving and getting others to give, making sacrifices and getting others to make sacrifices, there would be no merit from that cause, no coming of merit. Through generosity, self-control, restraint, and truthful speech there is no merit from that cause, no coming of merit.'

17. Evaṃ vutte bhante pūraṇo kassapo maṃ etadavoca: "Karoto kho mahārāja kārayato chindato chedāpayato pacato pācayato socayato socāpayato kilamayato kilamāpayato phandayato phandāpayato pāṇamatipātayato adinnaṃ ādiyato sandhiṃ chindato nillopaṃ harato ekāgārikaṃ karoto paripanthe tiṭṭhato paradāraṃ gacchato musā bhaṇato karoto na karīyati pāpaṃ. Khurapariyantena ce'pi cakkena yo imissā paṭhaviyā pāṇe ekamaṃsakhalaṃ ekamaṃsapuñjaṃ kareyya, natthi tato nidānaṃ pāpaṃ, natthipāpassa āgamo. Dakkhiṇañce'pi gaṅgāya tīraṃ gaccheyya hananto ghātento chindanto chedāpento pacanto pācento, natthi tato nidānaṃ pāpaṃ, natthi pāpassa āgamo. Uttarañce'pi gaṅgāya tīraṃ gaccheyya dadanto dāpento yajanto yajāpento, natthi tato nidānaṃ puññaṃ, natthi puññassa āgamo. dānena damena saṃyamena saccavajjena natthi puññaṃ natthi puññassa āgamo"ti.

Когда это было сказано, Преподобный Учитель, Пурана Кассапа так сказал мне:

"Великий царь, если человек совершает действие или побуждает других действовать: истребляет или побуждает истреблять, пытает или побуждает пытать, приносит горе или побуждает приносить горе, изматывает или побуждает изматывать, запугивает или побуждает запугивать, лишает жизни; присваивает то, что не дано; вламывается в дома, грабит и ворует у домохозяев, разбойничает на дорогах, соблазняет чужих жён, говорит ложь, – то в этих поступках нет ничего плохого для него. Даже если заточенным дисковым ножом мясника он сделает из всех живущих на этой земле одно кровавое месиво, одну груду мяса, – он не создаст этим поступком никаких плохих причин для себя, и не будет от этого никаких плохих последствий для него. И даже если он пойдёт по правому берегу Ганга, убивая или побуждая убивать, истребляя или побуждая истреблять, пытая или побуждая пытать, – не создаст он этим никаких плохих причин для себя, и не будет от этого никаких плохих последствий для него. И даже если он пойдёт по левому берегу Ганга, жертвуя или побуждая жертвовать, совершая подношения или побуждая совершать подношения, – не создаст он этим никаких благих причин (заслуг) для себя, и не будет от этого никаких благих последствий для него. Практикой жертвования, скромности, воздержания и правильной речи нельзя накопить заслуг, и не будет от этого никаких благих последствий".

"When this was said, Purana Kassapa said to me, 'Great king, in acting or getting others to act, in mutilating or getting others to mutilate, in torturing or getting others to torture, in inflicting sorrow or in getting others to inflict sorrow, in tormenting or getting others to torment, in intimidating or getting others to intimidate, in taking life, taking what is not given, breaking into houses, plundering wealth, committing burglary, ambushing highways, committing adultery, speaking falsehood – one does no evil. If with a razor-edged disk one were to turn all the living beings on this earth to a single heap of flesh, a single pile of flesh, there would be no evil from that cause, no coming of evil. Even if one were to go along the right bank of the Ganges, killing and getting others to kill, mutilating and getting others to mutilate, torturing and getting others to torture, there would be no evil from that cause, no coming of evil. Even if one were to go along the left bank of the Ganges, giving and getting others to give, making sacrifices and getting others to make sacrifices, there would be no merit from that cause, no coming of merit. Through generosity, self-control, restraint, and truthful speech there is no merit from that cause, no coming of merit.'

Itthaṃ kho me bhante pūraṇo kassapo sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ puṭṭho samāno akiriyaṃ byākāsi. Seyyathāpi bhante ambaṃ vā puṭṭho labujaṃ byākareyya labujaṃ vā puṭṭho ambaṃ byākareyya, evameva kho me bhante pūraṇo kassapo sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ puṭṭho samāno akiriyaṃ byākāsi.

Tassa mayhaṃ etadahosi: 'Kathaṃ hi nāma mādiso samaṇaṃ vā brāhmaṇaṃ vā vijite vasantaṃ apasādetabbaṃ maññeyyā'ti. So kho ahaṃ bhante pūraṇassa kassapassa bhāsitaṃ neva abhinandiṃ nappaṭikkosiṃ. Anabhinanditvā appaṭikkositvā anattamano anattamanavācaṃ anicchāretvā tameva vācaṃ anuggaṇhanto anikujjanto uṭṭhāyāsanā pakkāmiṃ.

Вот как, Преподобный Учитель, на мой вопрос о реальном плоде отшельничества Пурана Кассапа ответил мне проповедью об отсутствии причин и следствий в поступках. Это подобно тому, Преподобный Учитель, как на вопрос о плоде манго получить ответ о плоде хлебного дерева, или на вопрос о плоде хлебного дерева получить ответ о плоде манго. Подобным образом, Преподобный Учитель, на мой вопрос о реальном плоде отшельничества Пурана Кассапа ответил мне проповедью об отсутствии причин и следствий в поступках.

Тогда про себя я подумал: "Как может кто-нибудь, кто подобен мне, даже подумать о том, чтобы осудить монаха-отшельника или священнослужителя, живущего в его царстве?" И тогда, Преподобный Учитель, я не стал говорить Пуране Кассапе ни слов одобрения, ни слов порицания. Не говоря ни слов одобрения, ни слов порицания, в душе я был недоволен. Не высказывая недовольства и не принимая его слов, я поднялся со своего сиденья и удалился.

"Thus, when asked about a fruit of the contemplative life, visible here and now, Purana Kassapa answered with non-action. Just as if a person, when asked about a mango, were to answer with a breadfruit; or, when asked about a breadfruit, were to answer with a mango: In the same way, when asked about a fruit of the contemplative life, visible here and now, Purana Kassapa answered with non-action. The thought occurred to me: 'How can anyone like me think of disparaging a priest or contemplative living in his realm?' Yet I neither delighted in Purana Kassapa's words nor did I protest against them. Neither delighting nor protesting, I was dissatisfied. Without expressing dissatisfaction, without accepting his teaching, without adopting it, I got up from my seat and left.

18. Ekamidāhaṃ bhante samayaṃ yena makkhalī gosālo tenupasaṃkamiṃ. Upasaṃkamitvā makkhalinā gosālena saddhiṃ sammodiṃ. Sammodanīyaṃ kathaṃ sārāṇiyaṃ vītisāretvā ekamantaṃ nisīdiṃ. Ekamantaṃ nisinno kho ahaṃ bhante makkhaliṃ gosālaṃ etadavocaṃ: "Yathā nu kho imāni bho gosāla puthusippāyatanāni seyyathīdaṃ: hatthārohā assārohā rathikā dhanuggahā celakā calakā piṇḍadāyakā uggā rājaputtā pakkhandino mahānāgā sūrā cammayodhino dāsakaputtā āḷārikā kappakā nahāpakā sūdā mālākārā rajakā pesakārā naḷakārā kumbhakārā gaṇakā muddikā, yāni vā panaññāni'pi evaṃgatikāni puthusippāyatanāni, te diṭṭheva dhamme sandiṭṭhikaṃ sippaphalaṃ upajīvanti. Te tena attānaṃ sukhenti pīnenti. Mātāpitaro sukhenti pīnenti. Puttadāraṃ sukhenti pīnenti. Mittāmacce sukhenti pīnenti. Samaṇesu brāhmaṇesu uddhaggikaṃ dakkhiṇaṃ patiṭṭhāpenti sovaggikaṃ sukhavipākaṃ saggasaṃvattanikaṃ. Sakkā nu kho gosāla evameva diṭṭheva dhamme sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ paññāpetu?"nti.

В другой раз, Преподобный Учитель, я посетил Маккхали Госалу. Придя к нему, я обменялся с Маккхали Госалой вежливыми приветствиями. Обменявшись с ним вежливыми приветствиями, я сел рядом. Сев рядом, Преподобный Учитель, я так сказал Маккхали Госале:

"Уважаемый Госала, есть люди различных занятий, такие, как погонщики слонов, объездчики лошадей, колесничие, лучники, знаменосцы, военачальники, снабженцы провианта, могущественные наследники престола, разведчики, отважные воины на слонах, защитники границ, слуги из рабов, повара, цирюльники, банщики, кондитеры, изготовители гирлянд, мойщики, ткачи, плетельщики корзин, гончары, счетоводы, учётчики, а также другие подобные им ремесленники. И в этой жизни они живут реальным плодом своего ремесла. Этим они приносят счастье и радость себе, приносят счастье и радость своим родителям, приносят счастье и радость своим детям и жене, приносят счастье и радость своим друзьям и товарищам. И они делают достойные подношения отшельникам и брахманам, что связывает их с небесами, приносит счастье и ведёт их на небеса. Уважаемый Госала, можно ли подобным образом показать реальный плод отшельничества, достигаемый в этой жизни?"

"Another time I approached Makkhali Gosala and, on arrival, exchanged courteous greetings with him. After an exchange of friendly greetings and courtesies, I sat to one side. As I was sitting there I asked him: 'Venerable Gosala, there are these common craftsmen... They live off the fruits of their crafts, visible in the here and now... Is it possible, venerable sir, to point out a similar fruit of the contemplative life, visible in the here and now?'

19. Evaṃ vutte bhante makkhali gosālo maṃ etadavoca: "Natthi mahārāja hetu natthi paccayo sattānaṃ saṃkilesāya. Ahetu appaccayā sattā saṃkilissanti. Natthi hetu natthi paccayo sattānaṃ visuddhiyā. Ahetu appaccayā sattā visujjhanti. Natthi attakāre natthi parakāre natthi purisakāre natthi balaṃ natthi viriyaṃ natthi purisathāmo natthi purisaparakkamo. Sabbe sattā sabbe pāṇā sabbe bhūtā sabbe jīvā avasā abalā aviriyā niyatisaṅgatibhāvapariṇatā chassevābhijātisu sukhadukkhaṃ paṭisaṃvedenti.

Когда это было сказано, Преподобный Учитель, Маккхали Госала так сказал мне:

"Великий царь, нет причин и нет условий, из-за которых живые существа погружаются в порочные желания. Без причин и условий существа погружены в порок. Нет причин и нет условий, из-за которых живые существа очищаются от порока. Без причин и условий существа очищаются от порока. Нет индивидуального "я", нет "я" других, нет человеческой индивидуальности. Нет силы, нет энергии, нет человеческой силы, нет человеческой энергии. Все существа – всё живое, все рожденные, все души – беспомощны, бессильны, лишены собственной энергии; подвластны судьбе, которая движет их существованием. И они испытывают радости и страдания в шести видах существования.

"When this was said, Makkhali Gosala said to me, 'Great king, there is no cause, no requisite condition, for the defilement of beings. Beings are defiled without cause, without requisite condition. There is no cause, no requisite condition, for the purification of beings. Beings are purified without cause, without requisite condition. There is nothing self-caused, nothing other-caused, nothing human-caused. There is no strength, no effort, no human energy, no human endeavor. All living beings, all life, all beings, all souls are powerless, devoid of strength, devoid of effort. Subject to the changes of fate, serendipity, and nature, they are sensitive to pleasure and pain in the six great classes of birth.

Cuddasa kho panimāni yonippamukhasatasahassāni saṭṭhi ca satāni cha ca satāni, pañca ca kammuno satāni, pañca ca kammāni, tīṇi ca kammāni, kamme ca aḍḍhakamme ca. Dvaṭṭhi paṭipadā, dvaṭṭhantarakappo, chaḷabhijātiyo, aṭṭha purisabhūmiyo, ekūnapaññāsa ājīvakasate, ekūnapaññāsa paribbājakasate, ekūnapaññāsa nāgāvāsasate, vīse indriyasate, tiṃsa nirayasate, chattiṃsa rajodhātuyo, satta saññīgabbhā, satta asaññīgabbhā, satta nigaṇṭhigabbhā, satta devā, satta mānusā, satta pesācā, satta sarā, satta pavuṭā, satta pavuṭasatāni, satta papātā, satta papātasatāni, satta supinā, satta supinasatāni, cūḷāsīti mahākappuno satasahassāni yāni bāle ca paṇḍite ca sandhāvitvā saṃsaritvā dukkhassantaṃ karissanti.

Существует 1.406.600 основных форм существования, 500 видов кармы, пять видов и три вида кармы, полная и половинчатая карма. Есть 62 пути духовной практики, 62 промежуточных кальпы, шесть видов перерождения, восемь типов людей, 4900 видов аскетов, 4900 видов монахов-отшельников, 4900 местопребываний нагов, 2000 способностей, 3000 адов, 36 скверных миров, семь сфер восприятия, семь сфер не-восприятия, семь сфер, свободных от уз, семь видов богов, семь видов людей, семь видов демонов (санскр. пишача / класс демонов, питающихся человеческим мясом), семь видов звука, семь пут, семьсот пут, семь обрывов, семьсот обрывов, семь видов сна, семьсот видов сна, 8.400.000 великих кальп, в течение которых и невежественные, и мудрые перерождаются, переходя от существования к существованию до тех пор, пока не исчерпаются страдания.

"'There are 1,406,600 principle modes of origin. There are 500 kinds of kamma, five kinds, and three kinds; full kamma and half kamma. There are 62 pathways, 62 sub-eons, six great classes of birth, eight classes of men, 4,900 modes of livelihood, 4,900 kinds of wanderers, 4,900 Naga-abodes, 2,000 faculties, 3,000 hells, 36 dust-realms, seven spheres of percipient beings, seven spheres of non-percipient beings, seven kinds of jointed plants, seven kinds of devas, seven kinds of human beings, seven kinds of demons, seven great lakes, seven major knots, seven minor knots, 700 major precipices, 700 minor precipices, 700 major dreams, 700 minor dreams, 84,000 great aeons. Having transmigrated and wandered on through these, the wise and the foolish alike will put an end to pain.

Tattha natthi imināhaṃ sīlena vā vatena vā tapena vā brahmacariyena vā aparipakkaṃ vā kammaṃ paripācessāmīti paripakkaṃ vā kammaṃ phussa phussa byantī karissāmīti hevaṃ natthi. Doṇamite sukhadukkhe pariyantakate. Saṃsāre natthi hāyanavaḍḍhane, natthi ukkaṃsāvakaṃse. Seyyathāpi nāma suttaguḷe khitte nibbeṭhiyamānameva paḷeti, evameva bāle ca paṇḍite ca sandhāvitvā saṃsaritvā dukkhassantaṃ karissantī"ti.

И здесь не следует думать, что благодаря соблюдению заповедей или обычаев, аскетизму или святой жизни возможно дать созревание несозревшим плодам кармы, или что благодаря созреванию плодов благой кармы возможно благое избавление, – это невозможно. Радости и страдания отмерены. Сансара имеет свой предел, который не уменьшается и не увеличивается, не расширяется и не сокращается. И подобно тому, как брошенный клубок нити исчезает, когда полностью разматывается, таким же образом невежественные и мудрые перерождаются в сансаре, переходя от существования к существованию до тех пор, пока не исчерпаются страдания".

"'Though one might think, "Through this morality, this practice, this austerity, or this holy life I will ripen unripened kamma and eliminate ripened kamma whenever touched by it" – that is impossible. Pleasure and pain are measured out, the wandering-on is fixed in its limits. There is no shortening or lengthening, no accelerating or decelerating. Just as a ball of string, when thrown, comes to its end simply by unwinding, in the same way, having transmigrated and wandered on, the wise and the foolish alike will put an end to pain.'

Itthaṃ kho me bhante makkhalī gosālo sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ puṭṭho samāno saṃsārasuddhiṃ byākāsi. Seyyathāpi bhante ambaṃ vā puṭṭho labujaṃ byākareyya, labujaṃ vā puṭṭho ambaṃ byākareyya, evameva kho me bhante makkhalī gosālo sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ puṭṭho samāno saṃsārasuddhiṃ byākāsi.

Tassa mayhaṃ bhante etadahosi: "Kathaṃ hi nāma mādiso samaṇaṃ vā brāhmaṇaṃ vā vijite vasantaṃ apasādetabbaṃ maññeyyā"ti. So kho ahaṃ bhante makkhalissa gosālassa bhāsitaṃ neva abhinandiṃ nappaṭikkosiṃ. Anabhinanditvā appaṭikkositvā anattamano anattamanavācaṃ anicchāretvā tameva vācaṃ anuggaṇhanto anikujjanto uṭṭhāyāsanā pakkāmiṃ.

Вот как, Преподобный Учитель, на мой вопрос о реальном плоде отшельничества Маккхали Госала ответил мне проповедью об очищении сансары. Это подобно тому, Преподобный Учитель, как на вопрос о плоде манго получить ответ о плоде хлебного дерева, или на вопрос о плоде хлебного дерева получить ответ о плоде манго. Подобным образом, Преподобный Учитель, на мой вопрос о реальном плоде отшельничества Маккхали Госала ответил мне проповедью об очищении сансары.

Тогда про себя я подумал: "Как может кто-нибудь, кто подобен мне, даже подумать о том, чтобы осудить монаха-отшельника или священослужителя, живущего в его царстве?" И тогда, Преподобный Учитель, я не стал говорить Маккхали Госале ни слов одобрения, ни слов порицания. Не говоря ни слов одобрения, ни слов порицания, в душе я был недоволен. Не высказывая недовольства и не принимая его слов, я поднялся со своего сиденья и удалился.

"Thus, when asked about a fruit of the contemplative life, visible here and now, Makkhali Gosala answered with purification through wandering-on. Just as if a person, when asked about a mango, were to answer with a breadfruit; or, when asked about a breadfruit, were to answer with a mango. In the same way, when asked about a fruit of the contemplative life, visible here and now, Makkhali Gosala answered with purification through wandering-on. The thought occurred to me: 'How can anyone like me think of disparaging a priest or contemplative living in his realm?' Yet I neither delighted in Makkhali Gosala's words nor did I protest against them. Neither delighting nor protesting, I was dissatisfied. Without expressing dissatisfaction, without accepting his teaching, without adopting it, I got up from my seat and left.

20. Ekamidāhaṃ bhante samayaṃ yena ajito kesakambalo tenupasaṅkamiṃ. Upasaṅkamitvā ajitena kesakambalena saddhiṃ sammodiṃ. Sammodanīyaṃ kathaṃ sārāṇīyaṃ vītisāretvā ekamantaṃ nisīdiṃ. Ekamantaṃ nisinno kho ahaṃ bhante ajitaṃ kesakambalaṃ etadavocaṃ: "Yathā nu kho imāni bho ajita puthusippāyatanāni seyyathīdaṃ hatthārohā assārohā rathikā dhanuggahā celakā calakā piṇḍadāyakā uggā rājaputtā pakkhandino mahānāgā sūrā cammayodhino dāsakaputtā āḷārikā kappakā nahāpakā sūdā mālākārā rajakā pesakārā naḷakārā kumbhakārā gaṇakā muddikā, yāni vā panaññāni'pi evaṃgatikāni puthusippāyatanāni, te diṭṭheva dhamme sandiṭṭhikaṃ sippaphalaṃ upajīvanti. Te tena attānaṃ sukhenti pīnenti. Mātāpitaro sukhenti pīnenti. Puttadāraṃ sukhenti pīnenti. Mittāmacce sukhenti pīnenti. Samaṇesu brāhmaṇesu uddhaggikaṃ dakkhiṇaṃ patiṭṭhāpenti sovaggikaṃ sukhavipākaṃ saggasaṃvattanikaṃ. Sakkā nu kho ajita evameva diṭṭheva dhamme sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ paññāpetu?"nti.

В другой раз, Преподобный Учитель, я посетил Аджиту Кесакамбалу. Придя к нему, я обменялся с Аджитой Кесакамбалой вежливыми приветствиями. Обменявшись с ним вежливыми приветствиями, я сел рядом. Сев рядом, Преподобный Учитель, я так сказал Аджите Кесакамбале:

"Уважаемый Аджита, есть люди различных занятий, такие, как погонщики слонов, объездчики лошадей, колесничие, лучники, знаменосцы, военачальники, снабженцы провианта, могущественные наследники престола, разведчики, отважные воины на слонах, защитники границ, слуги из рабов, повара, цирюльники, банщики, кондитеры, изготовители гирлянд, мойщики, ткачи, плетельщики корзин, гончары, счетоводы, учётчики, а также другие подобные им ремесленники. И в этой жизни они живут реальным плодом своего ремесла. Этим они приносят счастье и радость себе, приносят счастье и радость своим родителям, приносят счастье и радость своим детям и жене, приносят счастье и радость своим друзьям и товарищам. И они делают достойные подношения отшельникам и брахманам, что связывает их с небесами, приносит счастье и ведёт их на небеса. Уважаемый Аджита, можно ли подобным образом показать реальный плод отшельничества, достигаемый в этой жизни?"

"Another time I approached Ajita Kesakambalin and, on arrival, exchanged courteous greetings with him. After an exchange of friendly greetings and courtesies, I sat to one side. As I was sitting there I asked him: 'Venerable Ajita, there are these common craftsmen... They live off the fruits of their crafts, visible in the here and now... Is it possible, venerable sir, to point out a similar fruit of the contemplative life, visible in the here and now?'

Evaṃ vutte bhante ajito kesakambalo maṃ etadavoca: "Natthi mahārāja dinnaṃ. Natthi yiṭṭhaṃ. Natthi hutaṃ. Natthi sukaṭadukkaṭānaṃ kammānaṃ phalaṃ vipāko. Natthi ayaṃ loko. Natthi paro loko. Natthi mātā. Natthi pitā. Natthi sattā opapātikā. Natthi loke samaṇabrāhmaṇā sammaggatā sammāpaṭipannā ye imañca lokaṃ parañca lokaṃ sayaṃ abhiññā sacchikatvā pavedenti. Cātummahābhūtiko ayaṃ puriso yadā kālaṃ karoti, paṭhavī paṭhavikāyaṃ anupeti anupagacchati. Āpo āpokāyaṃ anupeti anupagacchati. Tejo tejokāyaṃ anupeti anupagacchati. Vāyo vāyokāyaṃ anupeti anupagacchati, ākāsaṃ induyāni saṃkamanti. Āsandipañcamā purisā mataṃ ādāya gacchanti. Yāva āḷahanā padāni paññāyanti. Kāpotakāni aṭṭhīni bhavanti. Bhasmantā āhutiyo. Dattupaññattaṃ yadidaṃ dānaṃ. Tesaṃ tucchaṃ musā vilāpo ye keci atthikavādaṃ vadanti. Bāle ca paṇḍite ca kāyassa bhedā ucchijjanti vinassanti na honti parammaraṇā"ti.

Когда это было сказано, Преподобный Учитель, Аджита Кесакамбала так сказал мне:

"Великий царь, нет подаяния, нет пожертвования, нет подношения, нет плода воздаяния за хорошие и плохие поступки. Нет этой жизни, нет последующей жизни (дословно: нет этого мира, нет последующего), нет матери, нет отца, нет существ, самовозникших чудесным образом. Нет отшельников и священнослужителей, которые, ведя правильную жизнь, правильно практикуя, провозглашают об этой жизни и последующей жизни, непосредственно постигая их благодаря божественным мудростям. Человек состоит из четырёх великих элементов. Когда приходит срок, его элемент земли возвращается и входит во [внешнюю] совокупность земли, элемент воды возвращается и входит в совокупность воды, элемент огня возвращается и входит в совокупность огня, элемент ветра возвращается и входит в совокупность ветра. Чувственные восприятия растворяются в пространстве. Четыре человека и носилки – пять. Взяв мёртвого, люди несут его к месту кремации и, пока идут, говорят о нём, вспоминая. А там остаются серые кости, подношения сгорают до пепла. Учение глупцов – эти подношения. Их слова о пользе для кого-либо – это бесполезная лживая болтовня. С распадом тела и глупцы, и мудрецы прекращают своё существование, исчезают, не существуют после смерти".

"When this was said, Ajita Kesakambalin said to me, 'Great king, there is nothing given, nothing offered, nothing sacrificed. There is no fruit or result of good or bad actions. There is no this world, no next world, no mother, no father, no spontaneously reborn beings; no priests or contemplatives who, faring rightly and practicing rightly, proclaim this world and the next after having directly known and realized it for themselves. A person is a composite of four primary elements. At death, the earth (in the body) returns to and merges with the (external) earth-substance. The fire returns to and merges with the external fire-substance. The liquid returns to and merges with the external liquid-substance. The wind returns to and merges with the external wind-substance. The sense-faculties scatter into space. Four men, with the bier as the fifth, carry the corpse. Its eulogies are sounded only as far as the charnel ground. The bones turn pigeon-colored. The offerings end in ashes. Generosity is taught by idiots. The words of those who speak of existence after death are false, empty chatter. With the break-up of the body, the wise and the foolish alike are annihilated, destroyed. They do not exist after death.'

Itthaṃ kho me bhante ajito kesakambalo sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ puṭṭho samāno ucchedaṃ byākāsi. Seyyathāpi bhante ambaṃ vā puṭṭho labujaṃ byākareyya, labujaṃ vā puṭṭho ambaṃ byākareyya, evameva kho bhante ajito kesakambalo sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ puṭṭho samāno ucchedaṃ byākāsi.

Tassa mayhaṃ bhante etadahosi: 'Kathaṃ hi nāma mādiso samaṇaṃ vā brāhmaṇaṃ vā vijite vasantaṃ apasādetabbaṃ maññeyyā'ti. So kho ahaṃ bhante ajitassa kesakambalassa bhāsitaṃ neva abhinandiṃ nappaṭikkosiṃ. Anabhinanditvā appaṭikkositvā anattamano anattamanavācaṃ anicchāretvā tameva vācaṃ anuggaṇhanto anikujjanto uṭṭhāyāsanā pakkāmiṃ.

Вот как, Преподобный Учитель, на мой вопрос о реальном плоде отшельничества Аджита Кесакамбала ответил мне проповедью о разрушении. Это подобно тому, Преподобный Учитель, как на вопрос о плоде манго получить ответ о плоде хлебного дерева, или на вопрос о плоде хлебного дерева получить ответ о плоде манго. Подобным образом, Преподобный Учитель, на мой вопрос о реальном плоде отшельничества Аджита Кесакамбала ответил мне проповедью о разрушении.

Тогда про себя я подумал: "Как может кто-нибудь, кто подобен мне, даже подумать о том, чтобы осудить монаха-отшельника или священнослужителя, живущего в его царстве?" И тогда, Преподобный Учитель, я не стал говорить Аджите Кесакамбале ни слов одобрения, ни слов порицания. Не говоря ни слов одобрения, ни слов порицания, в душе я был недоволен. Не высказывая недовольства и не принимая его слов, я поднялся со своего сиденья и удалился.

"Thus, when asked about a fruit of the contemplative life, visible here and now, Ajita Kesakambalin answered with annihilation. Just as if a person, when asked about a mango, were to answer with a breadfruit; or, when asked about a breadfruit, were to answer with a mango. In the same way, when asked about a fruit of the contemplative life, visible here and now, Ajita Kesakambalin answered with annihilation. The thought occurred to me: 'How can anyone like me think of disparaging a priest or contemplative living in his realm?' Yet I neither delighted in Ajita Kesakambalin's words nor did I protest against them. Neither delighting nor protesting, I was dissatisfied. Without expressing dissatisfaction, without accepting his teaching, without adopting it, I got up from my seat and left.

21. Ekamidāhaṃ bhante samayaṃ yena pakudho kaccāyano tenupasaṅkamiṃ. Upasaṅkamitvā pakudhena kaccāyanena saddhiṃ sammodiṃ. Sammodanīyaṃ kathaṃ sārāṇīyaṃ vītisāretvā ekamantaṃ nisīdiṃ. Ekamantaṃ nisinno kho ahaṃ bhante pakudhaṃ kaccāyanaṃ etadavocaṃ: "Yathā nu kho imāni bho kaccāyana puthusippāyatanāni, seyyathīdaṃ: hatthārohā assārohā rathikā dhanuggahā celakā calakā piṇḍadāyakā uggā rājaputtā pakkhandino mahānāgā sūrā cammayodhino dāsakaputtā āḷārikā kappakā nahāpakā sūdā mālākārā rajakā pesakārā naḷakārā kumbhakārā gaṇakā muddikā, yāni vā panaññāni'pi evaṃgatikāni puthusippāyatanāni, te diṭṭheva dhamme sandiṭṭhikaṃ sippaphalaṃ upajīvanti. Te tena attānaṃ sukhenti pīnenti. Mātāpitaro sukhenti pīnenti. Puttadāraṃ sukhenti pīnenti. Mittāmacce sukhenti pīnenti. Samaṇesu brāhmaṇesu uddhaggikaṃ dakkhiṇaṃ patiṭṭhāpenti sovaggikaṃ sukhavipākaṃ saggasaṃvattanikaṃ. Sakkā nu kho kaccāyana evameva diṭṭheva dhamme sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ paññāpetu?"nti.

В другой раз, Преподобный Учитель, я посетил Пакудху Каччаяну. Придя к нему, я обменялся с Пакудхой Каччаяной вежливыми приветствиями. Обменявшись с ним вежливыми приветствиями, я сел рядом. Сев рядом, Преподобный Учитель, я так сказал Пакудхе Каччаяне:

"Уважаемый Каччаяна, есть люди различных занятий, такие, как погонщики слонов, объездчики лошадей, колесничие, лучники, знаменосцы, военачальники, снабженцы провианта, могущественные наследники престола, разведчики, отважные воины на слонах, защитники границ, слуги из рабов, повара, цирюльники, банщики, кондитеры, изготовители гирлянд, мойщики, ткачи, плетельщики корзин, гончары, счетоводы, учётчики, а также другие подобные им ремесленники. И в этой жизни они живут реальным плодом своего ремесла. Этим они приносят счастье и радость себе, приносят счастье и радость своим родителям, приносят счастье и радость своим детям и жене, приносят счастье и радость своим друзьям и товарищам. И они делают достойные подношения отшельникам и брахманам, что связывает их с небесами, приносит счастье и ведёт их на небеса. Уважаемый Каччаяна, можно ли подобным образом показать реальный плод отшельничества, достигаемый в этой жизни?"

"Another time I approached Pakudha Kaccayana and, on arrival, exchanged courteous greetings with him. After an exchange of friendly greetings and courtesies, I sat to one side. As I was sitting there I asked him: 'Venerable Kaccayana, there are these common craftsmen... They live off the fruits of their crafts, visible in the here and now... Is it possible, venerable sir, to point out a similar fruit of the contemplative life, visible in the here and now?'

Evaṃ vutte bhante pakudho kaccāyano maṃ etadavoca: "Sattime mahārāja kāyā akaṭā akaṭavidhā animmitā animmātā vañjhā kuṭaṭṭhā esikaṭṭhāyiṭṭhitā. Te na iñjanti, na vipariṇamanti, na aññamaññaṃ vyābādhenti, nālaṃ aññamaññassa sukhāya vā dukkhāya vā sukhadukkhāya vā. Katame satta? Paṭhavikāyo āpokāyo tejokāyo vāyokāyo sukhe dukkhe jīve sattame. Ime satta kāyā akaṭā akaṭavidhā animmitā animmātā vañjhā kuṭaṭṭhā esikaṭṭhāyiṭṭhitā. Te na iñjanti, na vipariṇamanti, na aññamaññaṃ vyābādhenti, nālaṃ aññamaññassa sukhāya vā dukkhāya vā sukhadukkhāya vā. Tattha natthi hantā vā ghātetā vā sotā vā sāvetā vā viññātā vā viññāpetā vā. Yo'pi tiṇhena satthena sīsaṃ chindati, na koci kañci jīvitā voropeti. Sattannaṃ yeva kāyānamantarena satthaṃ vivaramanupatatī"ti.

Когда это было сказано, Преподобный Учитель, Пакудха Каччаяна так сказал мне:

"Великий царь, есть семь элементов, существующих извечно, неизменных, не созданных, никем не сотворённых, бесплодных, устойчивых, как горная вершина, как твёрдо стоящий столб. Они непоколебимы, не изменяются, не вредят друг другу и не могут причинить друг другу ни удовольствия, ни страдания, ни удовольствия и страдания одновременно. Каковы же эти семь? Это элемент земли, элемент воды, элемент огня, элемент воздуха, удовольствие, страдание и седьмое – душа. Таковы семь элементов, существующих извечно, неизменных, не созданных, никем не сотворённых, бесплодных, устойчивых, как горная вершина, как твёрдо стоящий столб. Они непоколебимы, не изменяются, не вредят друг другу и не могут причинить друг другу ни удовольствия, ни страдания, ни удовольствия и страдания одновременно. И здесь нет ни убийцы, ни побуждающего убивать; ни слушающего, ни побуждающего слушать; ни познающего, ни побуждающего познавать. И когда кто-нибудь острым мечом отсекает голову, то никто никого не лишает жизни. Просто меч проникает в щель между семью элементами".

"When this was said, Pakudha Kaccayana said to me, 'Great king, there are these seven substances – unmade, irreducible, uncreated, without a creator, barren, stable as a mountain-peak, standing firm like a pillar – that do not alter, do not change, do not interfere with one another, are incapable of causing one another pleasure, pain, or both pleasure and pain. Which seven? The earth-substance, the liquid-substance, the fire-substance, the wind-substance, pleasure, pain, and the soul as the seventh. These are the seven substances – unmade, irreducible, uncreated, without a creator, barren, stable as a mountain-peak, standing firm like a pillar – that do not alter, do not change, do not interfere with one another, and are incapable of causing one another pleasure, pain, or both pleasure and pain. And among them there is no killer nor one who causes killing, no hearer nor one who causes hearing, no cognizer nor one who causes cognition. When one cuts off [another person's] head, there is no one taking anyone's life. It is simply between the seven substances that the sword passes.'

Itthaṃ kho me bhante pakudho kaccāyano sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ puṭṭho samāno aññena aññaṃ byākāsi. Seyyathāpi bhante ambaṃ vā puṭṭho labujaṃ byākareyya, labujaṃ vā puṭṭho ambaṃ byākareyya, evameva kho me bhante pakudho kaccāyano sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ puṭṭho samāno aññena aññaṃ byākāsi.

Tassa mayhaṃ bhante etadahosi: "Kathaṃ hi nāma mādiso samaṇaṃ vā brāhmaṇaṃ vā vijite vasantaṃ apasādetabbaṃ maññeyyā?"ti. So kho ahaṃ bhante pakudhassa kaccāyanassa bhāsitaṃ neva abhinandiṃ. Nappaṭikkosiṃ. Anabhinanditvā appaṭikkositvā anattamano anattamanavācaṃ anicchāretvā tameva vācaṃ anuggaṇhanto anikkujjanto uṭṭhāyāsanā pakkāmiṃ.

Вот как, Преподобный Учитель, на мой вопрос о реальном плоде отшельничества Пакудха Каччаяна ответил мне противоречивыми утверждениями. Это подобно тому, Преподобный Учитель, как на вопрос о плоде манго получить ответ о плоде хлебного дерева, или на вопрос о плоде хлебного дерева получить ответ о плоде манго. Точно так же, Преподобный Учитель, на мой вопрос о реальном плоде отшельничества Пакудха Каччаяна ответил мне противоречивыми утверждениями.

Тогда про себя я подумал: "Как может кто-нибудь, кто подобен мне, даже подумать о том, чтобы осудить монаха-отшельника или священнослужителя, живущего в его царстве?" И тогда, Преподобный Учитель, я не стал говорить Пакудхе Каччаяне ни слов одобрения, ни слов порицания. Не говоря ни слов одобрения, ни слов порицания, в душе я был недоволен. Не высказывая недовольства и не принимая его слов, я поднялся со своего сиденья и удалился.

"Thus, when asked about a fruit of the contemplative life, visible here and now, Pakudha Kaccayana answered with non-relatedness. Just as if a person, when asked about a mango, were to answer with a breadfruit; or, when asked about a breadfruit, were to answer with a mango. In the same way, when asked about a fruit of the contemplative life, visible here and now, Pakudha Kaccayana answered with non-relatedness. The thought occurred to me: 'How can anyone like me think of disparaging a priest or contemplative living in his realm?' Yet I neither delighted in Pakudha Kaccayana's words nor did I protest against them. Neither delighting nor protesting, I was dissatisfied. Without expressing dissatisfaction, without accepting his teaching, without adopting it, I got up from my seat and left.

22. Ekamidāhaṃ bhante samayaṃ yena nigaṇṭho nātaputto tenupasaṅkamiṃ. Upasaṅkamitvā nigaṇṭhena nātaputtena saddhiṃ sammodiṃ. Sammodanīyaṃ kathaṃ sārāṇīyaṃ vītisāretvā ekamantaṃ nisīdiṃ. Ekamantaṃ nisinno kho ahaṃ bhante nigaṇṭhaṃ nātaputtaṃ etadavocaṃ: "Yathā nu kho imāni bho aggivessana puthusippāyatanāni, seyyathīdaṃ: hatthārohā assārohā rathikā dhanuggahā celakā calakā piṇḍadāyakā uggā rājaputtā pakkhandino mahānāgā sūrā cammayodhino dāsakaputtā āḷārikā kappakā nahāpakā sūdā mālākārā rajakā pesakārā naḷakārā kumbhakārā gaṇakā muddikā, yāni vā panaññāni'pi evaṃgatikāni puthusippāyatanāni, te diṭṭheva dhamme sandiṭṭhikaṃ sippaphalaṃ upajīvanti. Te tena attānaṃ sukhenti pīnenti. Mātāpitaro sukhenti pīnenti. Puttadāraṃ sukhenti pīnenti. Mittāmacce sukhenti pīnenti. Samaṇesu brāhmaṇesu uddhaggikaṃ dakkhiṇaṃ patiṭṭhāpenti sovaggikaṃ sukhavipākaṃ saggasaṃvattanikaṃ. Sakkā nu kho bho aggivessana evameva diṭṭheva dhamme sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ paññāpetu?"nti.

В другой раз, Преподобный Учитель, я посетил Нигантху Натапутту. Придя к нему, я обменялся с Нигантхой Натапуттой вежливыми приветствиями. Обменявшись с ним вежливыми приветствиями, я сел рядом. Сев рядом, Преподобный Учитель, я так сказал Нигантхе Натапутте:

"Уважаемый Аггивессана, есть люди различных занятий, такие, как погонщики слонов, объездчики лошадей, колесничие, лучники, знаменосцы, военачальники, снабженцы провианта, могущественные наследники престола, разведчики, отважные воины на слонах, защитники границ, слуги из рабов, повара, цирюльники, банщики, кондитеры, изготовители гирлянд, мойщики, ткачи, плетельщики корзин, гончары, счетоводы, учётчики, а также другие подобные им ремесленники. И в этой жизни они живут реальным плодом своего ремесла. Этим они приносят счастье и радость себе, приносят счастье и радость своим родителям, приносят счастье и радость своим детям и жене, приносят счастье и радость своим друзьям и товарищам. И они делают достойные подношения отшельникам и брахманам, что связывает их с небесами, приносит счастье и ведёт их на небеса. Уважаемый Аггивессана, можно ли подобным образом показать реальный плод отшельничества, достигаемый в этой жизни?"

"Another time I approached Nigantha Nataputta and, on arrival, exchanged courteous greetings with him. After an exchange of friendly greetings and courtesies, I sat to one side. As I was sitting there I asked him: 'Venerable Aggivessana, there are these common craftsmen... They live off the fruits of their crafts, visible in the here and now... Is it possible, venerable sir, to point out a similar fruit of the contemplative life, visible in the here and now?'

Evaṃ vutte bhante nigaṇṭho nātaputto maṃ etadavoca: "Idha mahārāja nigaṇṭho cātuyāmasaṃvarasaṃvuto hoti. Kathañca mahārāja nigaṇṭho cātuyāmasaṃvarasaṃvuto hoti? Idha mahārāja nigaṇṭho sabbavārivārito ca hoti, sabbavāriyuto ca, sabbavāridhuto ca, sabbavāriphuṭo ca. Evaṃ kho mahārāja nigaṇṭho cātuyāmasaṃvarasaṃvuto hoti. Yato kho mahārāja nigaṇṭho evaṃ cātuyāmasaṃvarasaṃvuto hoti, ayaṃ vuccati mahārāja nigaṇṭho gatatto ca yatatto ca ṭhitatto cā"ti.

Когда это было сказано, Преподобный Учитель, Нигантха Натапутта так сказал мне:

"Великий царь, вот Нигантха сдерживает себя четырьмя запрещающими заповедями. Великий царь, а почему Нигантха сдерживает себя четырьмя запрещающими заповедями? Великий царь, Нигантха ограничен всеми водами*, связан всеми водами, движим всеми водами, заполнен всеми водами. Вот почему Нигантха сдерживает себя четырьмя запрещающими заповедями. И оттого, великий царь, что Нигантха сдерживает себя этими четырьмя запрещающими заповедями, зовётся он Свободным от Всех Уз (Нигантха), тем, чья душа достигла своей сущности, самоконтроля и неизменности".

"When this was said, Nigantha Nataputta said to me, 'Great king, there is the case where the Nigantha – the knotless one – is restrained with the fourfold restraint. And how is the Nigantha restrained with the fourfold restraint? There is the case where the Nigantha is obstructed by all waters, conjoined with all waters, cleansed with all waters, suffused with all waters. This is how the Nigantha is restrained with the fourfold restraint. When the Nigantha – a knotless one – is restrained with such a fourfold restraint, he is said to be a Knotless One (Nigantha), a son of Nata (Nataputta), with his self perfected, his self controlled, his self established.'

Itthaṃ kho me bhante nigaṇṭho nātaputto sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ puṭṭho samāno cātuyāmasaṃvaraṃ byākāsi. Seyyathāpi bhante ambaṃ vā puṭṭho labujaṃ byākareyya, labujaṃ vā puṭṭho ambaṃ byākareyya, evameva kho bhante nigaṇṭho nātaputto sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ puṭṭho samāno cātuyāmasaṃvaraṃ byākāsi.

Tassa mayhaṃ bhante etadahosi: "Kathaṃ hi nāma mādiso samaṇaṃ vā brāhmaṇaṃ vā vijite vasantaṃ apasādetabbaṃ maññeyyā?'ti. So kho ahaṃ bhante nigaṇṭhassa nātaputtassa bhāsitaṃ neva abhinandiṃ. Nappaṭikkosiṃ. Anabhinanditvā appaṭikkositvā anattamano anattamanavācaṃ anicchāretvā tameva vācaṃ anuggaṇhanto anikkujjanto uṭṭhāyāsanā pakkāmiṃ.

Вот как, Преподобный Учитель, на мой вопрос о реальном плоде отшельничества Нигантха Натапутта ответил мне проповедью о четырёх запрещающих заповедях. Это подобно тому, Преподобный Учитель, как на вопрос о плоде манго получить ответ о плоде хлебного дерева, или на вопрос о плоде хлебного дерева получить ответ о плоде манго. Точно так же, Преподобный Учитель, на мой вопрос о реальном плоде отшельничества Нигантха Натапутта ответил мне проповедью о четырёх запрещающих заповедях.

Тогда про себя я подумал: "Как может кто-нибудь, кто подобен мне, даже подумать о том, чтобы осудить монаха-отшельника или священнослужителя, живущего в его царстве?" И тогда, Преподобный Учитель, я не стал говорить Нигантхе Натапутте ни слов одобрения, ни слов порицания. Не говоря ни слов одобрения, ни слов порицания, в душе я был недоволен. Не высказывая недовольства и не принимая его слов, я поднялся со своего сиденья и удалился.

"Thus, when asked about a fruit of the contemplative life, visible here and now, Nigantha Nataputta answered with fourfold restraint. Just as if a person, when asked about a mango, were to answer with a breadfruit; or, when asked about a breadfruit, were to answer with a mango: In the same way, when asked about a fruit of the contemplative life, visible here and now, Nigantha Nataputta answered with fourfold restraint. The thought occurred to me: 'How can anyone like me think of disparaging a priest or contemplative living in his realm?' Yet I neither delighted in Nigantha Nataputta's words nor did I protest against them. Neither delighting nor protesting, I was dissatisfied. Without expressing dissatisfaction, without accepting his teaching, without adopting it, I got up from my seat and left.

23. Ekamidāhaṃ bhante samayaṃ yena sañjayo belaṭṭhiputto tenupasaṅkamiṃ. Upasaṅkamitvā sañjayena belaṭṭhiputtena saddhiṃ sammodiṃ. Sammodanīyaṃ kathaṃ sārāṇīyaṃ vītisāretvā ekamantaṃ nisīdiṃ. Ekamantaṃ nisinno kho ahaṃ bhante sañjayaṃ belaṭṭhiputtaṃ etadavocaṃ: "Yathā nu kho imāni bho sañjaya puthusippāyatanāni, seyyathīdaṃ hatthārohā assārohā rathikā dhanuggahā celakā calakā piṇḍadāyakā uggā rājaputtā pakkhandino mahānāgā sūrā cammayodhino dāsakaputtā āḷārikā kappakā nahāpakā sūdā mālākārā rajakā pesakārā naḷakārā kumbhakārā gaṇakā muddikā, yāni vā panaññāni'pi evaṃgatikāni puthusippāyatanāni, te diṭṭheva dhamme sandiṭṭhikaṃ sippaphalaṃ upajīvanti. Te tena attānaṃ sukhenti pīnenti. Mātāpitaro sukhenti pīnenti. Puttadāraṃ sukhenti pīnenti. Mittāmacce sukhenti pīnenti. Samaṇesu brāhmaṇesu uddhaggikaṃ dakkhiṇaṃ patiṭṭhāpenti sovaggikaṃ sukhavipākaṃ saggasaṃvattanikaṃ. Sakkā nu kho sañjaya evameva diṭṭheva dhamme sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ paññāpetu?"nti.

В другой раз, Преподобный Учитель, я посетил Санджаю Белаттхипутту. Придя к нему, я обменялся с Санджей Белаттхипуттой вежливыми приветствиями. Обменявшись с ним вежливыми приветствиями, я сел рядом. Сев рядом, Преподобный Учитель, я так сказал Санджае Белаттхипутте:

"Уважаемый Санджая, есть люди различных занятий, такие, как погонщики слонов, объездчики лошадей, колесничие, лучники, знаменосцы, военачальники, снабженцы провианта, могущественные наследники престола, разведчики, отважные воины на слонах, защитники границ, слуги из рабов, повара, цирюльники, банщики, кондитеры, изготовители гирлянд, мойщики, ткачи, плетельщики корзин, гончары, счетоводы, учётчики, а также другие подобные им ремесленники. И в этой жизни они живут реальным плодом своего ремесла. Этим они приносят счастье и радость себе, приносят счастье и радость своим родителям, приносят счастье и радость своим детям и жене, приносят счастье и радость своим друзьям и товарищам. И они делают достойные подношения отшельникам и брахманам, что связывает их с небесами, приносит счастье и ведёт их на небеса. Уважаемый Санджая, можно ли подобным образом показать реальный плод отшельничества, достигаемый в этой жизни?"

"Another time I approached Sanjaya Belatthaputta and, on arrival, exchanged courteous greetings with him. After an exchange of friendly greetings and courtesies, I sat to one side. As I was sitting there I asked him: 'Venerable Sanjaya, there are these common craftsmen... They live off the fruits of their crafts, visible in the here and now... Is it possible, venerable sir, to point out a similar fruit of the contemplative life, visible in the here and now?'

Evaṃ vutte bhante sañjayo belaṭṭhiputto maṃ etadavoca: 'atthi paro loko?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'atthi paro loko'ti iti ce me assa, 'atthi paro loko'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. 'Natthi paro loko?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'natthi paro loko'ti iti ce me assa, 'natthi paro loko'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. 'Atthi ca natthi ca paro loko?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'atthi ca natthi ca paro loko'ti iti ce me assa, 'atthi ca natthi ca paro loko'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. 'Nevatthi na natthi paro loko?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'nevatthi na natthi paro loko'ti iti ce me assa, 'nevatthi na natthi paro loko'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. 'Atthi sattā opapātikā?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'atthi sattā opapātikā'ti iti ce me assa, 'atthi sattā opapātikā'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. ['Natthi sattā opapātikā?'ti...] 'Atthi ca natthi ca sattā opapātikā?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'atthi ca natthi ca sattā opapātikā'ti iti ce me assa, 'atthi ca natthi ca sattā opapātikā'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. 'Nevatthi na natthi sattā opapātikā?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'nevatthi na natthi sattā opapātikā'ti iti ce me assa, 'nevatthi na natthi sattā opapātikā'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. 'Atthi sukaṭadukkaṭānaṃ kammānaṃ phalaṃ vipāko?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'atthi sukaṭadukkaṭānaṃ kammānaṃ phalaṃ vipāko'ti iti ce me assa, 'atthi sukaṭadukkaṭānaṃ kammānaṃ phalaṃ vipāko'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. 'Natthi sukaṭadukkaṭānaṃ kammānaṃ phalaṃ vipāko?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'natthi sukaṭadukkaṭānaṃ kammānaṃ phalaṃ vipāko'ti iti ce me assa, 'natthi sukaṭadukkaṭānaṃ kammānaṃ phalaṃ vipāko'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. 'Atthi ca natthi ca sukaṭadukkaṭānaṃ kammānaṃ phalaṃ vipāko?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'atthi ca natthi ca sukaṭadukkaṭānaṃ kammānaṃ phalaṃ vipāko'ti iti ce me assa, 'atthi ca natthi ca sukaṭadukkaṭānaṃ kammānaṃ phalaṃ vipāko'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. 'Nevatthi na natthi sukaṭadukkaṭānaṃ kammānaṃ phalaṃ vipāko?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'nevatthi na natthi sukaṭadukkaṭānaṃ kammānaṃ phalaṃ vipāko'ti iti ce me assa, 'nevatthi na natthi sukaṭadukkaṭānaṃ kammānaṃ phalaṃ vipāko'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. 'Hoti tathāgato parammaraṇā?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'hoti tathāgato parammaraṇā'ti iti ce me assa, 'hoti tathāgato parammaraṇā'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. ' Na hoti tathāgato parammaraṇā?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'na hoti tathāgato parammaraṇā'ti iti ce me assa, 'na hoti tathāgato paramaraṇā'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. 'Hoti ca na hoti ca tathāgato parammaraṇā?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'hoti ca na hoti ca tathāgato parammaraṇā'ti iti ce me assa, 'hoti ca na hoti ca tathāgato parammaraṇā'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no. 'Neva hoti na na hoti tathāgato parammaraṇā?'ti iti ce maṃ pucchasi, 'neva hoti na na hoti tathāgato parammaraṇā'ti iti ce me assa, 'neva hoti na na hoti tathāgato parammaraṇā'ti iti te naṃ byākareyyaṃ. Evanti'pi me no. Tathā'ti'pi me no. Aññathā'ti'pi me no. No 'ti'pi me no. No no 'ti'pi me no'ti.

Когда это было сказано, Преподобный Учитель, Санджая Белаттхипутта так сказал мне:

"Если бы ты спросил меня: "Существует ли следующая жизнь?" и я считал бы, что следующая жизнь существует, то я ответил бы тебе, что следующая жизнь существует. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе. Если бы ты спросил меня: "Следующей жизни не существует?" и я считал бы, что следующей жизни не существует, то я ответил бы тебе, что следующей жизни не существует. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе. Если бы ты спросил меня: "Следующая жизнь и существует, и не существует?" и я считал бы, что следующая жизнь и существует, и не существует, то я ответил бы тебе, что следующая жизнь и существует, и не существует. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе. Если бы ты спросил меня: "Следующая жизнь ни существует, ни не существует?" и я считал бы, что следующая жизнь ни существует, ни не существует, то я ответил бы тебе, что следующая жизнь ни существует, ни не существует. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе.

Если бы ты спросил меня: "Существуют ли существа, самовозникшие чудесным образом?" и я считал бы, что существа, самовозникшие чудесным образом, существуют, то я ответил бы тебе, что существа, самовозникшие чудесным образом, существуют. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе. Если бы ты спросил меня: "Не существует существ, самовозникших чудесным образом?" и я считал бы, что таких существ не существует, то я ответил бы тебе, что таких существ не существует. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе. Если бы ты спросил меня: "Существа, самовозникшие чудесным образом, и существуют, и не существуют?" и я считал бы, что такие существа и существуют, и не существуют, то я ответил бы тебе, что такие существа и существуют, и не существуют. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, не иначе. Если бы ты спросил меня: "Существа, самовозникшие чудесным образом, ни существуют, ни не существуют?" и я считал бы, что такие существа ни существуют, ни не существуют, то я ответил бы тебе, что такие существа ни существуют, ни не существуют. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе.

Если бы ты спросил меня: "Существуют ли плод хороших и дурных поступков?" и я считал бы, что плод хороших и дурных поступков существует, то я ответил бы тебе, что плод хороших и дурных поступков существует. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе. Если бы ты спросил меня: "Плода хороших и дурных поступков не существует?" и я считал бы, что такого плода не существует, то я ответил бы тебе, что такого плода не существует. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе. Если бы ты спросил меня: "Плод хороших и дурных поступков и существует, и не существует?" и я считал бы, что такой плод и существует, и не существует, то я ответил бы тебе, что такой плод и существует, и не существует. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе. Если бы ты спросил меня: "Плод хороших и дурных поступков ни существует, ни не существует?" и я считал бы, что такой плод ни существует, ни не существует, то я ответил бы тебе, что такой плод ни существует, ни не существует. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе.

Если бы ты спросил меня: "Существует ли татхагата после смерти?" и я считал бы, что татхагата существует после смерти, то я ответил бы тебе, что татхагата существует после смерти. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе. Если бы ты спросил меня: "Татхагата после смерти не существует?" и я считал бы, что татхагата не существует после смерти, то я ответил бы тебе, что татхагата не существует после смерти. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе. Если бы ты спросил меня: "Татхагата после смерти и существует, и не существует?" и я считал бы, что татхагата и существует, и не существует после смерти, то я ответил бы тебе, что татхагата и существует, и не существует после смерти. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе. Если бы ты спросил меня: "Татхагата после смерти ни существует, ни не существует?" и я считал бы, что татхагата ни существует, ни не существует после смерти, то я ответил бы тебе, что татхагата ни существует, ни не существует после смерти. Но я так не считаю. Я не считаю, что это так. Я не считаю, что это иначе. Я не считаю, что нет. Я не считаю, что не иначе".

"When this was said, Sanjaya Belatthaputta said to me, 'If you ask me if there exists another world [after death], if I thought that there exists another world, would I declare that to you? I don't think so. I don't think in that way. I don't think otherwise. I don't think not. I don't think not not. If you asked me if there isn't another world... both is and isn't... neither is nor isn't... if there are beings who transmigrate... if there aren't... both are and aren't... neither are nor aren't... if the Tathagata exists after death... doesn't... both... neither exists nor exists after death, would I declare that to you? I don't think so. I don't think in that way. I don't think otherwise. I don't think not. I don't think not not.'

Itthaṃ kho me bhante sañjayo belaṭṭhiputto sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ puṭṭho samāno vikkhepaṃ byākāsi. Seyyathāpi bhante ambaṃ vā puṭṭho labujaṃ byākareyya, labujaṃ vā puṭṭho ambaṃ byākareyya, evameva kho bhante sañjayo belaṭṭhiputto sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ puṭṭho samāno vikkhepaṃ byākāsi.

Вот как, Преподобный Учитель, на мой вопрос о реальном плоде отшельничества Санджая Белаттхипутта дал мне ответ, лишённый смысла. Это подобно тому, Преподобный Учитель, как на вопрос о плоде манго получить ответ о плоде хлебного дерева, или на вопрос о плоде хлебного дерева получить ответ о плоде манго. Точно так же, Преподобный Учитель, на мой вопрос о реальном плоде отшельничества Санджая Белаттхипутта дал мне ответ, лишённый смысла.

"Thus, when asked about a fruit of the contemplative life, visible here and now, Sanjaya Belatthaputta answered with evasion. Just as if a person, when asked about a mango, were to answer with a breadfruit; or, when asked about a breadfruit, were to answer with a mango: In the same way, when asked about a fruit of the contemplative life, visible here and now, Sanjaya Belatthaputta answered with evasion.

Tassa mayhaṃ bhante etadahosi: "Ayañca imesaṃ samaṇabrāhmaṇānaṃ sabbabālo sabbamūḷho. Kathaṃ hi nāma sandiṭṭhikaṃ sāmaññaphalaṃ puṭṭho samāno vikkhepaṃ byākarissati?"ti. Tassa mayhaṃ bhante etadahosi: "Kathaṃ hi nāma mādiso samaṇaṃ vā brāhmaṇaṃ vā vijite vasantaṃ apasādetabbaṃ maññeyyā?"ti. So kho ahaṃ bhante sañjayassa belaṭṭhiputtassa bhāsitaṃ neva abhinandiṃ. Nappaṭikkosiṃ. Anabhinanditvā appaṭikkositvā anattamano anattamanavācaṃ anicchāretvā tameva vācaṃ anuggaṇhanto anikkujjanto uṭṭhāyāsanā pakkāmiṃ.

Тогда про себя я подумал: "Вот этот среди всех этих отшельников и брахманов – самый невежественный и самый заблуждающийся. Как может он отвечать на вопрос о реальном плоде отшельничества так бессмысленно?"

И тогда про себя я подумал: "Как может кто-нибудь, кто подобен мне, даже подумать о том, чтобы осудить монаха-отшельника или священнослужителя, живущего в его царстве?" И тогда, Преподобный Учитель, я не стал говорить Санджае Белаттхипутте ни слов одобрения, ни слов порицания. Не говоря ни слов одобрения, ни слов порицания, в душе я был недоволен. Не высказывая недовольства и не принимая его слов, я поднялся со своего сиденья и удалился.

The thought occurred to me: 'This – among these priests and contemplatives – is the most foolish and confused of all. How can he, when asked about a fruit of the contemplative life, visible here and now, answer with evasion?' Still the thought occurred to me: 'How can anyone like me think of disparaging a priest or contemplative living in his realm?' Yet I neither delighted in Sanjaya Belatthaputta's words nor did I protest against them. Neither delighting nor protesting, I was dissatisfied. Without expressing dissatisfaction, without accepting his teaching, without adopting it, I got up from my seat and left.

Примечания:

* В словаре Риса Дэвидса (T. W. Rhys Davids, William Stede, editors, The Pali Text Society's Pali-English dictionary) есть ссылка на то, что Нигантха Натапутта был главой общины джайнов. Название религии джайнов произошло от титула Джина, т.е. Победитель, который был присвоен Вардхамане Махавире, последнему из 24 пророков джайнизма. Чтобы прояснить для себя, о каких запрещающих заповедях говорил Нигантха Натапутта, какое отношение они имеют ко "всем водам", и что подразумевается под выражением "все воды", рассмотрим учение джайнов.

Джайнизм возник в VI - V веке до н.э. в Магадхе (древнее государство, располагавшееся на северо-востоке Индии, на той же территории расположен современный Бихар). Есть упоминание, что царь Магадхи Бимбисара, отец Аджатасатту, одно время являлся сторонником джайнизма, пока не встретился с Буддой Шакьямуни и не обрёл веру в Учение Будды. В джайнизме говорится о множестве индивидуальных душ (санскр. jīva), которые в своем истинном изначальном состоянии наделены всеведением и всемогуществом. Однако есть сансара, где души несвободны, они подвержены притокам тонкой кармической материи (санскр. āsrava), обусловливающей их "связывание" (санскр. bandha). В джайнизме почитают героев-тиртханкар, это "создатели брода через океан сансары". Вполне вероятно, что тонкую кармическую материю джайны могли сравнивать с водой: как вода, наполняя океан, является его основой, так и тонкая кармическая материя является основой океана сансары. И вероятно, Нигантха Натапутта подразумевал под "всеми водами" эту кармическую материю сансары. Борьба с "кармами" посредством йогических упражнений, созерцательной практики и сурового аскетизма составляет учение джайнов о спасении-освобождении. Карма, от которой должна освободиться душа, представляется джайнам как тонкая материя. Эта тонкая материя образует одно из "тел" души – "кармическое тело", которое изменяется в результате постоянного притока новых карм. Путь джайнов к освобождению связан с поэтапным прекращением течения этого притока и с разрушением "кармического тела". Также, как в буддизме, джайны строго соблюдают запрещающие заповеди: 1) не убивать живых существ. (Одним из практических применений этой заповеди для современных джайнов является ношение марлевой повязки на лице, – чтобы не проглотить какую-нибудь мошку, которая может случайно залететь в открытый рот.); 2) не воровать; 3) не прелюбодействовать; 4) не лгать. Пятым "великим обетом" джайнов (санскр. mahāvrata) является непринятие излишних даров.

** Образ мышления шести небуддийских учителей – это фундаментальное мышление, формирующее мир, пронизанный общепринятыми идеями. Например, Аджита Кесакамбала говорит о материализме. Его проповедь затрагивает только материалистическую сторону: "С распадом тела и глупцы, и мудрецы прекращают своё существование, исчезают, не существуют после смерти". И в наше время многие люди, не зная истины, придерживаются подобной точки зрения. Также тут мы встречаем теорию о беспричинности, то есть о том, что кармы не существует. Пурана Кассапа говорит, что ни грехи, ни заслуги не дают плода. Это одно из положений теории о беспричинности. То, о чём говорит Маккхали Госала, также относится к теории беспричинности: "Без причин и условий существа погружены в порок. Нет причин и нет условий, из-за которых живые существа очищаются от порока. Без причин и условий существа очищаются от порока… И подобно тому, как брошенный клубок нити исчезает, когда полностью разматывается, таким же образом невежественные и мудрые перерождаются в сансаре, переходя от существования к существованию до тех пор, пока не исчерпаются страдания".

Но царь Аджатасатту хотел услышать о плодах отшельничества, то есть, например, о том, что, став монахом, человек может достичь Освобождения. Каковы же плоды отшельничества? Несмотря на это шесть ложных учителей не дали ответа на его вопрос. Они могли лишь повторять слова об основах собственного учения.

На главную страницу    |    На дополнительную страницу   |    Ссылка на английский перевод сутры   |   Шрифт VU Times